2769
21
Среди множества тайн и загадок, которыми нас так щедро оделяет история, существуют загадки, которые историки классифицируют, как неразрешимые.
И одной из них является эпизод из жизни некоего генерала Камбронна, имя которого, мало известно в России. Зато фраза, приписываемая этому человеку, наверное, одна из самых знаменитых фраз в истории Земли. Она звучит так: «Гвардия умирает, но не сдается!»
Впрочем, её приписывают и другим людям. И даже из других эпох. Тот же король Франции Людовик Пятнадцатый, например. Но газетчики времён Реставрации, предпочли не вспоминать о нём. Сам же главный претендент на авторство и свидетель — генерал Пьер Камбронн — так и ушел в мир иной, оставив потомкам величайшую загадку. Загадку, которая, вот уже столько лет будоражит умы историков.
Впрочем, её приписывают и другим людям. И даже из других эпох. Тот же король Франции Людовик Пятнадцатый, например. Но газетчики времён Реставрации, предпочли не вспоминать о нём. Сам же главный претендент на авторство и свидетель — генерал Пьер Камбронн — так и ушел в мир иной, оставив потомкам величайшую загадку. Загадку, которая, вот уже столько лет будоражит умы историков.
×
Сражение при Ватерлоо заканчивалось. После мощного удара пруссаков, который вынудил бόльшую часть французской армии бежать, оставшиеся на поле солдаты, бились по принципу «каждый сам за себя». Отступить и бежать смогли только те войска, которые оставались позади.
Прусские черные гусары рубили бегущих французов, англичане, по всем направлениям, разыскивали сбежавшего Наполеона. Голландские и прусские солдаты, на ферме Ле Кайу, уже ограбили Главную квартиру французов и дерибанили карету Наполеона, где нашли коллекцию его наград, одежду и казну. Казна, кстати, потом, куда-то исчезла…
Но битва ещё не закончилась. Гвардия, на этот момент, находилась недалеко от фермы Ла Э-Сент, когда с тыла, со стороны городка Плансенуа, их атаковали пруссаки. Лучшие части французов оказались в окружении. Им просто некуда было уйти, и они были поставлены перед выбором: сражаться насмерть или сдаться на милость победителей.
Со дня своего основания Старая Гвардия имела девиз: «Не отступать». Поэтому, выбора у этих отборных, лучших в мире солдат, не было. «Ворчуны» всегда имели ряд привилегий: лучшее оружие, лучшее обмундирование, лучшее питание, а также, первую очередь на мародерство. И вот теперь, Гвардии приходилось «отрабатывать» все авансы, выданные ей Наполеоном.
Прусские черные гусары рубили бегущих французов, англичане, по всем направлениям, разыскивали сбежавшего Наполеона. Голландские и прусские солдаты, на ферме Ле Кайу, уже ограбили Главную квартиру французов и дерибанили карету Наполеона, где нашли коллекцию его наград, одежду и казну. Казна, кстати, потом, куда-то исчезла…
Но битва ещё не закончилась. Гвардия, на этот момент, находилась недалеко от фермы Ла Э-Сент, когда с тыла, со стороны городка Плансенуа, их атаковали пруссаки. Лучшие части французов оказались в окружении. Им просто некуда было уйти, и они были поставлены перед выбором: сражаться насмерть или сдаться на милость победителей.
Со дня своего основания Старая Гвардия имела девиз: «Не отступать». Поэтому, выбора у этих отборных, лучших в мире солдат, не было. «Ворчуны» всегда имели ряд привилегий: лучшее оружие, лучшее обмундирование, лучшее питание, а также, первую очередь на мародерство. И вот теперь, Гвардии приходилось «отрабатывать» все авансы, выданные ей Наполеоном.
Любой солдат Старой Гвардии был также и лакомой добычей для мародёров. Кроме приличной суммы денег в карманах, у каждого гвардейца было при себе ещё и немало золотых украшений: часы и серьги. Разумеется, быть убитым, и к тому же, ещё и ограбленным, никто из них не хотел.
Мало кто из историков обращает внимание на тот факт, что французская армия побежала около восьми часов вечера, а три последних карэ, сражались ещё в половине десятого. Выходит, что своим сопротивлением, гвардейцы удерживали значительные силы союзников, тем самым, давая уйти остальным войскам.
Итак, была половина десятого вечера. Над полем сгустились сумерки. Солнце уже почти скрылось за горизонтом. Из трех батальонных каре, осталось одно. Гвардейцы (это был 1-й батальон егерей Старой Гвардии) отбивались, как могли. Кончались заряды и солдаты выуживали их из патронных сумок своих убитых товарищей. Вокруг французов уже громоздились горы убитых гвардейцев Мэтленда. Бой, продолжавшийся более часа, заканчивался уже в полной темноте.
В этом месте мы прервем описание этого трагического эпизода, ибо следует отделить вымысел от правды.
Как же подают дальнейшие события учебники истории или кинематографисты? А вот так...
Вскоре Гвардия была окружена. Солдат становилось все меньше и меньше, и они сгрудились вокруг полкового «орла». Неожиданно англичане прекратили огонь. Из их рядов выехал какой-то генерал и крикнул:
— Храбрые французы! Сдавайтесь!
На что, израненный генерал Камбронн гордо ответил:
— Гвардия умирает, но не сдается!
После этого, всё французское карэ было уничтожено залпом английской артиллерии. В живых, естественно, почти никого не осталось.
Впечатляющая сцена...
Когда читаешь описание деталей хода битвы Толстым или Гюго — это одно… Но современная реконструкция, участие в сражении, пусть даже и не в ненастоящем, даёт совершенно иное ощущение ситуации, опровергающее литературных классиков. Сразу понимаешь, что все эти красивые фразы, все эти геройские взгляды или слова, полная выдумка писателей.
Мало кто из историков обращает внимание на тот факт, что французская армия побежала около восьми часов вечера, а три последних карэ, сражались ещё в половине десятого. Выходит, что своим сопротивлением, гвардейцы удерживали значительные силы союзников, тем самым, давая уйти остальным войскам.
Итак, была половина десятого вечера. Над полем сгустились сумерки. Солнце уже почти скрылось за горизонтом. Из трех батальонных каре, осталось одно. Гвардейцы (это был 1-й батальон егерей Старой Гвардии) отбивались, как могли. Кончались заряды и солдаты выуживали их из патронных сумок своих убитых товарищей. Вокруг французов уже громоздились горы убитых гвардейцев Мэтленда. Бой, продолжавшийся более часа, заканчивался уже в полной темноте.
В этом месте мы прервем описание этого трагического эпизода, ибо следует отделить вымысел от правды.
Как же подают дальнейшие события учебники истории или кинематографисты? А вот так...
Вскоре Гвардия была окружена. Солдат становилось все меньше и меньше, и они сгрудились вокруг полкового «орла». Неожиданно англичане прекратили огонь. Из их рядов выехал какой-то генерал и крикнул:
— Храбрые французы! Сдавайтесь!
На что, израненный генерал Камбронн гордо ответил:
— Гвардия умирает, но не сдается!
После этого, всё французское карэ было уничтожено залпом английской артиллерии. В живых, естественно, почти никого не осталось.
Впечатляющая сцена...
Когда читаешь описание деталей хода битвы Толстым или Гюго — это одно… Но современная реконструкция, участие в сражении, пусть даже и не в ненастоящем, даёт совершенно иное ощущение ситуации, опровергающее литературных классиков. Сразу понимаешь, что все эти красивые фразы, все эти геройские взгляды или слова, полная выдумка писателей.
Но, что же произошло на поле боя на самом деле? Да, было последнее каре, а точнее, целых три. Были и предложения сдаться. И они были приняты! Оставшиеся в живых гвардейцы, не погибли, а капитулировали. А под покровом ночи многим из них, удалось сбежать.
Четыре дня спустя, парижские газеты уже вовсю пестрели описаниями битвы. И почти во всех, звучала фраза: «Гвардия умирает, но не сдается!», которую приписали генералу Камбронну. Далее, её повторила иностранная пресса. Потом, фразу рассмотрели и одобрили в французском Парламенте, и она тут же приобрела официальный статус.
Но самое интересное в этой истории то, что человек, которому, собственно, и приписывалось авторство фразы, в это время находился в плену в городке Эшбуртон, что на юго-западе Англии.
О том, что он, оказывается, что-то там сказал и что теперь он ― герой Франции, генерал Камбронн узнал из английских газет. Он был очень удивлен. Еще больше он был изумлен, прочитав в тех же газетах интервью с тремя английскими офицерами, которым он, якобы, прямо на поле боя, вручил свою саблю. На самом же деле, генерал получил пять ранений и был взят в плен в бессознательном состоянии. Получается, что вместо того, чтобы истекать кровью, генерал всю ночь бегал по полю битвы и предлагал свою шпагу любому английскому офицеру?
На самом деле, при удивительном совпадении, Камбронн был пленён старым другом, полковником Кэмпбеллом, с которым они подружились на острове Эльбы.
Четыре дня спустя, парижские газеты уже вовсю пестрели описаниями битвы. И почти во всех, звучала фраза: «Гвардия умирает, но не сдается!», которую приписали генералу Камбронну. Далее, её повторила иностранная пресса. Потом, фразу рассмотрели и одобрили в французском Парламенте, и она тут же приобрела официальный статус.
Но самое интересное в этой истории то, что человек, которому, собственно, и приписывалось авторство фразы, в это время находился в плену в городке Эшбуртон, что на юго-западе Англии.
О том, что он, оказывается, что-то там сказал и что теперь он ― герой Франции, генерал Камбронн узнал из английских газет. Он был очень удивлен. Еще больше он был изумлен, прочитав в тех же газетах интервью с тремя английскими офицерами, которым он, якобы, прямо на поле боя, вручил свою саблю. На самом же деле, генерал получил пять ранений и был взят в плен в бессознательном состоянии. Получается, что вместо того, чтобы истекать кровью, генерал всю ночь бегал по полю битвы и предлагал свою шпагу любому английскому офицеру?
На самом деле, при удивительном совпадении, Камбронн был пленён старым другом, полковником Кэмпбеллом, с которым они подружились на острове Эльбы.
У англичан не было повода задерживать генерала у себя. Три месяца спустя, по излечении своих ран, Камбронн вернулся во Францию, где уже вовсю гулял «белый террор». Едва ступив на французский берег, генерал был тут же арестован, как приспешник Узурпатора. Его посадили в парижскую тюрьму Аббай, где допрашивали целых полгода. На вопрос следователя, о том, что же он сказал на самом деле (и этот вопрос генералу задавался неоднократно), Камбронн, совершенно не претендуя на авторство фразы, чистосердечно отвечал:
— Я им крикнул только одно слово: «Дерьмо!»
Честно говоря, если трезво поразмыслить, «слово» ведь больше всего подходит для известного момента боя. Трудно представить себе театральную паузу на поле, усеянном полусотней тысяч убитых и раненых людей и животных. И во время этой странной паузы два генерала враждующих армий ведут диалог... Эта сцена больше подходит для оперы. Недаром, эта «фраза», впоследствии, неоднократно обыгрывалась различными поэтами и драматургами.
На допросах генерал всегда отказывался от сомнительного авторства «фразы». Но только не в суде... Именно эта «фраза» очень помогла Камбронну на процессе. С её помощью, его адвокату Беррие, удалось добиться полного оправдания своего клиента. Он нахально заявил судьям, что они судят человека, спасшего честь Франции на поле боя.
Вот так, слова, которых он никогда не говорил, спасли Камбронна от тюремного заключения, а может быть и от смертного приговора.
— Я им крикнул только одно слово: «Дерьмо!»
Честно говоря, если трезво поразмыслить, «слово» ведь больше всего подходит для известного момента боя. Трудно представить себе театральную паузу на поле, усеянном полусотней тысяч убитых и раненых людей и животных. И во время этой странной паузы два генерала враждующих армий ведут диалог... Эта сцена больше подходит для оперы. Недаром, эта «фраза», впоследствии, неоднократно обыгрывалась различными поэтами и драматургами.
На допросах генерал всегда отказывался от сомнительного авторства «фразы». Но только не в суде... Именно эта «фраза» очень помогла Камбронну на процессе. С её помощью, его адвокату Беррие, удалось добиться полного оправдания своего клиента. Он нахально заявил судьям, что они судят человека, спасшего честь Франции на поле боя.
Вот так, слова, которых он никогда не говорил, спасли Камбронна от тюремного заключения, а может быть и от смертного приговора.
Чтобы выгородить своего подзащитного, адвокат Беррье рассказал суду о прошлых подвигах генерала, о которых они и так хорошо знали. Ибо, членами трибунала, были бывшие сослуживцы Камбронна по Великой Армии.
Почему же современники приписали авторство именно Камбронну, а не кому-то другому? Во-первых, генерал находился при своем батальоне до самого конца битвы, а во-вторых, ещё с солдатских времен, он был очень популярен в армии за свой острый язык. Его фразы: «За мной друзья! Я хочу быть убитым только вон там!», «Форма Гвардии — моя вторая кожа» и многие другие, знали все солдаты Великой Армии.
А ещё, сразу же нашлось множество весьма сомнительных свидетелей того, что именно Камбронн сказал свою красивую фразу. Одним из них был лично маршал Сульт — начальник штаба императорской Армии. После поражения, он бежал в Германию, и оттуда давал интервью газетам:
— Я находился рядом с Камбронном, когда он выкрикнул свои бессмертные слова: “Гвардия умирает, но не сдается!”
На самом деле, маршал Сульт, находился всё время при Наполеоне и в паре километров от места событий. И, следовательно, ничего слышать не мог.
А ещё, сразу же нашлось множество весьма сомнительных свидетелей того, что именно Камбронн сказал свою красивую фразу. Одним из них был лично маршал Сульт — начальник штаба императорской Армии. После поражения, он бежал в Германию, и оттуда давал интервью газетам:
— Я находился рядом с Камбронном, когда он выкрикнул свои бессмертные слова: “Гвардия умирает, но не сдается!”
На самом деле, маршал Сульт, находился всё время при Наполеоне и в паре километров от места событий. И, следовательно, ничего слышать не мог.
Таких вот «свидетельств» тоже было немало. Остальные “свидетели” давали точно такие же показания.
Настоящие исследования того, кто и что сказал на самом деле, начались лишь в конце XIX века. Этим делом, довольно продолжительное время, занимался знаменитый французский историк Анри Уссэй. Ему удалось собрать огромное количество свидетельств очевидцев. Точнее, «очевидцев». Ибо все эти «свидетели» начинали свои рассказы так:
— Мой отец (брат, дед, прадед) лично слышал, как генерал Камбронн встал и выкрикнул: “Гвардия умирает, но не сдается!”
Можно ли верить в такие показания? Разумеется, нет. Как точно также, нельзя верить и воспоминаниям многочисленных мемуаристов, иначе окажется, что все «последнее каре» сплошь состояло из очень известных людей во главе с самим Наполеоном.
Да-да, в своих мемуарах Император тоже ссылается на эту «фразу». Но тогда, почему эти гордые слова сказал какой-то там генерал Камбронн? Ведь кроме него на «фразу» были и более достойные претенденты...
Настоящие исследования того, кто и что сказал на самом деле, начались лишь в конце XIX века. Этим делом, довольно продолжительное время, занимался знаменитый французский историк Анри Уссэй. Ему удалось собрать огромное количество свидетельств очевидцев. Точнее, «очевидцев». Ибо все эти «свидетели» начинали свои рассказы так:
— Мой отец (брат, дед, прадед) лично слышал, как генерал Камбронн встал и выкрикнул: “Гвардия умирает, но не сдается!”
Можно ли верить в такие показания? Разумеется, нет. Как точно также, нельзя верить и воспоминаниям многочисленных мемуаристов, иначе окажется, что все «последнее каре» сплошь состояло из очень известных людей во главе с самим Наполеоном.
Да-да, в своих мемуарах Император тоже ссылается на эту «фразу». Но тогда, почему эти гордые слова сказал какой-то там генерал Камбронн? Ведь кроме него на «фразу» были и более достойные претенденты...
Старинная карикатура: раненный и окровавленный генерал Камбронн на суде ИСТОРИИ объясняет, что именно он сказал...
Всю свою жизнь генерал Камбронн утверждал, что крикнул не «фразу», а только «слово». И вскоре у «слова» тоже нашлись свидетели. Причем, сторонников у «фразы» и у «слова» оказалось, примерно, поровну.
Впрочем, все эти свидетельства были уже не так важны, ибо «фраза» была официально закреплена в истории за Камбронном. Она даже вошла в учебники истории. Теперь же, перед исследователями возник другой вопрос: кому было выгодно, чтобы именно «фраза», а не «слово», осталась в памяти потомков?
Впрочем, все эти свидетельства были уже не так важны, ибо «фраза» была официально закреплена в истории за Камбронном. Она даже вошла в учебники истории. Теперь же, перед исследователями возник другой вопрос: кому было выгодно, чтобы именно «фраза», а не «слово», осталась в памяти потомков?
А выгодно было абсолютно всем. Французам — чтобы подсластить горькую пилюлю от поражения и удовлетворить их национальную гордость. Англичанам — чтобы придать приличный вид концовке сражения, победу в котором, они нагло украли у своих же союзников и присвоили себе. И в то же время, «грубое слово» портило историю обеим сторонам и, следовательно, никого не удовлетворяло.
Долгое время «дело о «фразе» не могли сдать в архив. Регулярно появлялись новые претенденты на её авторство. Так, уже после смерти Камбронна, сыновья генерала Мишеля, получившего смертельное ранение при Ватерлоо, заявили, что знаменитые слова произнес перед смертью именно их отец. Судебное разбирательство было прекращено волевым решением французского Парламента, который еще раз официально закрепил за Камбронном авторство «фразы».
Долгое время «дело о «фразе» не могли сдать в архив. Регулярно появлялись новые претенденты на её авторство. Так, уже после смерти Камбронна, сыновья генерала Мишеля, получившего смертельное ранение при Ватерлоо, заявили, что знаменитые слова произнес перед смертью именно их отец. Судебное разбирательство было прекращено волевым решением французского Парламента, который еще раз официально закрепил за Камбронном авторство «фразы».
Но почему же, была отвергнута кандидатура генерала Мишеля, героически павшего при Ватерлоо? Дело в том, что при Первой реставрации, он принял сторону короля Людовика. Мало того, он даже стал кавалером ордена святого Людовика. А эту награду вручали только тем бывшим наполеоновским генералам, которые принесли присягу королю.
Когда же Наполеон прибыл во Францию с острова Эльбы, генерал спокойно перешел к нему на службу. То есть, изменил королевской присяге. А это значит, что если бы Мишель остался жив, то его, по возвращению короля, уж точно бы расстреляли за измену. Как это случилось с маршалом Неем, генералом Ла Бедуайером и другими высшими офицерами Наполеона. Разумеется, слово «предатель» никто не произносил вслух, но оно незримо присутствовало при обсуждении в Парламенте.
В то же время, Камбронн был чист перед королевским судом. Оказалось, что в 1814 году, когда вся французская армия и её командиры, принесли присягу на верность королю Людовику Восемнадцатому, он, и ещё два генерала: Бертран и Друо, находились на острове Эльбы. А королём острова числился сам Наполеон. То есть, все три генерала, были, с точки зрения французского правосудия, … иностранцами! Вот так, выдуманная фраза спасла их от расстрела…
Когда же Наполеон прибыл во Францию с острова Эльбы, генерал спокойно перешел к нему на службу. То есть, изменил королевской присяге. А это значит, что если бы Мишель остался жив, то его, по возвращению короля, уж точно бы расстреляли за измену. Как это случилось с маршалом Неем, генералом Ла Бедуайером и другими высшими офицерами Наполеона. Разумеется, слово «предатель» никто не произносил вслух, но оно незримо присутствовало при обсуждении в Парламенте.
В то же время, Камбронн был чист перед королевским судом. Оказалось, что в 1814 году, когда вся французская армия и её командиры, принесли присягу на верность королю Людовику Восемнадцатому, он, и ещё два генерала: Бертран и Друо, находились на острове Эльбы. А королём острова числился сам Наполеон. То есть, все три генерала, были, с точки зрения французского правосудия, … иностранцами! Вот так, выдуманная фраза спасла их от расстрела…
Памятник "Раненный орёл" у фермы Э-Сент. Сюда дошел батальон Камбронна. До ставки Веллингтона оставалось всего 700 метров. Ближе, никакой другой отряд французов, подойти так и не смог...
Если честно, то у французского правосудия были все факты, чтобы засадить генерала в тюрьму, и даже, расстрелять. Во-первых, он участвовал в походе на Париж вместе с Наполеоном. Во-вторых, он заведовал распространением пропагандистских листовок с призывами не подчиняться королю и переходить на сторону Наполеона. И в-третьих, он сражался против войск под началом герцога Веллингтона, союзных королю Франции. Если бы суд захотел, он, наверняка бы, засудил Камбронна. Но нет. Было поздно. Спасительная фраза уже вошла в историю, уже пошла в народ…
Слова «Гвардия умирает, но не сдается», словно наказание, преследовали генерала всю его оставшуюся жизнь. Где бы он не появлялся, его постоянно расспрашивали о них знакомые и незнакомые люди. «Фраза» эксплуатировалась художниками и писателями, её воспевали поэты и драматурги. Камбронн устал объяснять, что он ничего подобного никогда не говорил. Наконец, «фраза» была высечена на памятнике генералу, который по сей день стоит на одной из площадей его родного города Нанта и, похоже, так навсегда и останется тесно привязана к имени Пьера Камбронна, хотя и была выдумана ловким газетчиком.
Можно сказать, что генерал оказался в ситуации, когда от него уже ничего не зависит. Как в популярном фильме про Мюнхгаузена. «Не вам, не вам теперь решать, барон. Вы ― памятник»…
Можно сказать, что генерал оказался в ситуации, когда от него уже ничего не зависит. Как в популярном фильме про Мюнхгаузена. «Не вам, не вам теперь решать, барон. Вы ― памятник»…
P.S. Интересно, почему не объявился тот самый английский генерал, который предлагал французам сдаться? Упустил такой случай остаться в истории…
P.P.S. Как оказалось, проворные газетчики обнаружили ссылку на то, что именно сказал генерал Камбронн. И нашли её… в «Центуриях» Нотрадамуса:
«... как камень, дерево крошит,
Так гордость франков уступила,
Враг оказался крепко сшит,
Судьба героев поразила!
Их смерть в венке красивых слов,
Была прекрасна и сурова
Их командир в сражении пал,
Врагам навек оставив СЛОВО!»
P.P.S. Как оказалось, проворные газетчики обнаружили ссылку на то, что именно сказал генерал Камбронн. И нашли её… в «Центуриях» Нотрадамуса:
«... как камень, дерево крошит,
Так гордость франков уступила,
Враг оказался крепко сшит,
Судьба героев поразила!
Их смерть в венке красивых слов,
Была прекрасна и сурова
Их командир в сражении пал,
Врагам навек оставив СЛОВО!»
Еще крутые истории!
- Ситуации, в которых люди почувствовали себя неловко из-за собственной невнимательности
- Что бывает, если пить радий на протяжении трёх лет
- "Варила кашу и упала в обморок": девушки рассказали, как неожиданно поняли, что беременны
- Тайно ходила на работу: женщина в течение 14 лет выдавала себя за покойную сестру
Новости партнёров
реклама
"Из уважения к французскому читателю это слово, быть может, самое прекрасное, которое когда-либо было произнесено французом, не следует повторять. Свидетельствовать в истории о сверхчеловеческом воспрещено.
На свой страх и риск мы переступим этот запрет.
Итак, среди этих исполинов был титан - Камброн.
Крикнуть это слово и затем умереть - что может быть величественнее? Ибо желать умереть - это и есть умереть, и не его вина, если этот человек, расстрелянный картечью, пережил себя.
Человек, выигравший сражение при Ватерлоо, - это не обращенный в бегство Наполеон, не Веллингтон, отступавший в четыре часа утра и пришедший в отчаяние в пять, это не Блюхер, который совсем не сражался; человек, выигравший сражение при Ватерлоо, - это Камброн.
Поразить подобным словом гром, который вас убивает, - это значит победить!
Дать такой ответ катастрофе, сказать это судьбе, заложить такое основание для будущего льва, бросить эту реплику дождю, ночи, предательской стене Гугомона, оэнской дороге, опозданию Груши, прибытию Блюхера, иронизировать даже в могиле, не пасть, будучи поверженным наземь, в двух слогах утопить европейскую коалицию, предложить королям известное отхожее
место цезарей, сделать из последнего слова первое, придав ему весь блеск Франции, дерзко завершить Ватерлоо карнавалом Леонидаса, дополнить Рабле, подвести итог победе грубейшим словом, которое не произносят вслух, утратить свое место на земле, но сохранить его в истории, после такой бойни привлечь на свою сторону насмешников - это непостижимо!
Это значит оскорбить молнию. В этом есть эсхиловское величие."
Часть 2 КОЗЕТТА
Книга первая. ВАТЕРЛОО
Глава четырнадцатая. ПОСЛЕДНЕЕ КАРЕ
"...Когда от всего легиона осталась лишь горсточка, когда знамя этих людей превратилось в лохмотья, когда их ружья, расстрелявшие все пули, превратились в простые палки, когда количество трупов превысило количество оставшихся в живых, тогда победителей объял священный ужас перед полными божественного величия умирающими воинами, и английская артиллерия, словно переводя дух, умолкла. То была как бы отсрочка. Казалось, вокруг сражавшихся теснились призраки, силуэты всадников, черные профили пушек; сквозь колеса и лафеты просвечивало белесоватое небо. Чудовищная голова смерти, которую герои всегда смутно различают сквозь дым сражений, надвигалась на них, глядела им в глаза. В темноте они слышали, как заряжают орудия, зажженные фитили, похожие на глаза тигра в ночи, образовали вокруг их голов кольцо, к пушкам английских батарей приблизились запальники. И тогда английский генерал Кольвиль - по словам одних, а по словам других - Метленд, задержав смертоносный меч, уже занесенный над этими людьми, в волнении крикнул: "Сдавайтесь, храбрецы!" Камброн ответил: "Merde!"