8792
1
О враче Александре Клецко из Новгородской области в России узнали после того, как он швейными иглами и ржавыми плоскогубцами зашил своей соседке рану на руке. Это произошло в отдаленной деревне, и если бы рядом не оказался опытный хирург, для женщины все могло закончиться плохо. Однако региональный Минздрав поступок врача не оценил и обвинил его в нарушении стандартов оказания помощи.
Рыбацкий нож, иглы для швейной машинки и ржавые плоскогубцы
После этого со всей страны Александру стали поступать слова поддержки и благодарности за профессионализм и верность клятве Гиппократа. «Лента.ру» поговорила с доктором Клецко о том случае, а также о прошлом и настоящем российской сельской медицины.
Александр Клецко: Как-то мы с женой приехали на дачу, она у нас в деревне Фалалеево Мошенского района [Новгородской области]. Навстречу соседи вышли. Одна из них поскользнулась и поранила руку о стекло. Попросили посмотреть. Знают же, что я опытный хирург. Рана оказалась глубокая, более десяти сантиметров длиной, мышцы повреждены. Здесь уже одной перевязкой не обойдешься. Нужно зашивать, и немедленно.
Сказал, чтобы вызвали скорую, так как нужна хоть и простейшая, но операция. А мне ответили, что скорой нет. Вернее, есть одна или две машины на весь район. А это 2,5 тысячи квадратных километров! Другими словами, ждать бы пришлось два часа. Да и денег, сказали, нет на такси, чтобы обратную дорогу оплатить, а ехать предстояло в город Боровичи — это 70 километров от деревни. Спросил про райцентр — село Мошенское. Там есть больница, которой я раньше руководил. Ответили, что там два врача — хирург и терапевт после тяжелого инфаркта. Это был вечер выходного дня, и хирурга требовалось еще где-то разыскивать — дома или в гостях.
Вот что мне оставалось делать? А ситуация требовала не только экстренной, но и умелой помощи. Повреждена у женщины правая рука, рабочая. От этого могли остаться проблемы на всю жизнь, да и грубый рубец, опять же, остался бы.
В итоге люди попросили, и я не отказал. Стали искать подходящий инструмент. С ним у деревенских тоже оказалось туго. Нашли только рыбацкий нож, иглы для швейной машинки, ножницы для обрезания ногтей, обычные швейные нитки и ржавые плоскогубцы. Спирта тоже не нашлось! Обрабатывал рану и инструменты одеколоном. После обработки раны потребовалось поставить дренажи, для чего приспособил целлофановый пакет из продуктового магазина.
Затем несколько дней пострадавшая принимала антибиотики. В результате рана зажила без осложнений. Нитки я извлек, дренажи снял. Никаких жалоб не было.
Спустя полгода рассказал об этой истории в соцсетях — и понеслось… Из меня сделали героя. Ребята, ну вы о чем? Для русского врача это такая же естественная вещь, как посуду вымыть.
А в региональном Минздраве решили пожурить — сказали, что я нарушил инструкцию, ввел в заблуждение о состоянии скорой помощи в районе и так далее. Последовала еще более бурная реакция в соцсетях — не ожидал такой поддержки от людей из самых разных регионов страны. Это что-то невероятное! Думаю, многие просто устали от этих инструкций и ограничений, которые порой доходят до абсурда и напрямую препятствуют исполнению долга — не только врачебного, но и обычного гражданского.
Александр Клецко: Как-то мы с женой приехали на дачу, она у нас в деревне Фалалеево Мошенского района [Новгородской области]. Навстречу соседи вышли. Одна из них поскользнулась и поранила руку о стекло. Попросили посмотреть. Знают же, что я опытный хирург. Рана оказалась глубокая, более десяти сантиметров длиной, мышцы повреждены. Здесь уже одной перевязкой не обойдешься. Нужно зашивать, и немедленно.
Сказал, чтобы вызвали скорую, так как нужна хоть и простейшая, но операция. А мне ответили, что скорой нет. Вернее, есть одна или две машины на весь район. А это 2,5 тысячи квадратных километров! Другими словами, ждать бы пришлось два часа. Да и денег, сказали, нет на такси, чтобы обратную дорогу оплатить, а ехать предстояло в город Боровичи — это 70 километров от деревни. Спросил про райцентр — село Мошенское. Там есть больница, которой я раньше руководил. Ответили, что там два врача — хирург и терапевт после тяжелого инфаркта. Это был вечер выходного дня, и хирурга требовалось еще где-то разыскивать — дома или в гостях.
Вот что мне оставалось делать? А ситуация требовала не только экстренной, но и умелой помощи. Повреждена у женщины правая рука, рабочая. От этого могли остаться проблемы на всю жизнь, да и грубый рубец, опять же, остался бы.
В итоге люди попросили, и я не отказал. Стали искать подходящий инструмент. С ним у деревенских тоже оказалось туго. Нашли только рыбацкий нож, иглы для швейной машинки, ножницы для обрезания ногтей, обычные швейные нитки и ржавые плоскогубцы. Спирта тоже не нашлось! Обрабатывал рану и инструменты одеколоном. После обработки раны потребовалось поставить дренажи, для чего приспособил целлофановый пакет из продуктового магазина.
Затем несколько дней пострадавшая принимала антибиотики. В результате рана зажила без осложнений. Нитки я извлек, дренажи снял. Никаких жалоб не было.
Спустя полгода рассказал об этой истории в соцсетях — и понеслось… Из меня сделали героя. Ребята, ну вы о чем? Для русского врача это такая же естественная вещь, как посуду вымыть.
А в региональном Минздраве решили пожурить — сказали, что я нарушил инструкцию, ввел в заблуждение о состоянии скорой помощи в районе и так далее. Последовала еще более бурная реакция в соцсетях — не ожидал такой поддержки от людей из самых разных регионов страны. Это что-то невероятное! Думаю, многие просто устали от этих инструкций и ограничений, которые порой доходят до абсурда и напрямую препятствуют исполнению долга — не только врачебного, но и обычного гражданского.
Сделал операцию на сердце, выпил стакан спирта — и на лошади в клуб
А ведь так было не всегда, чтобы людям приходилось к заезжим дачникам за помощью обращаться. В царские времена была сформирована система земской медицины, и у советской власти хватило ума не ломать то, что работало. В эту систему просто вливали оборудование, квалифицированных врачей, машины и так далее.
Первичное звено — фельдшерско-акушерские пункты (ФАП). Они были в каждом крупном селе. В них работали достаточно грамотные и опытные фельдшера. Эти люди жили в тех же селах и знали каждого жителя практически с рождения. ФАПы брали на себя большинство случаев, не требующих квалифицированной медицинской помощи, вели беременность и принимали роды. Это было нормой.
Фельдшеры были как рядовые солдаты в армии. Операция, которую я тогда сделал, когда ко мне пришла женщина с порезанной рукой, обработать и зашить, — это как раз уровень фельдшера, а не травматолога с большим стажем работы.
Второе звено — это участковые больницы при сельсоветах. Там уже был хирург и терапевт или хотя бы один хирург, но, как известно, человек с дипломом хирурга имеет право работать терапевтом. А наоборот нельзя. В этих больницах делали достаточно серьезные операции. Особенно по нынешним меркам, когда вся ерунда стала представляться чем-то очень сложным. Аппендицит, грыжа, геморрой, мелкие травмы — этой азбукой русской хирургии занимались в участковых больницах. За это медалей не давали.
Лично знал хирурга, работавшего в такой больнице. Ему привезли пациента с ножевым ранением в сердце. Врач сделал местную анестезию, вытащил нож, сделал торакотомию — то есть вскрыл грудную клетку через грудную стенку (там сразу спадается легкое, и надо потом его расправить), зашил дырку в сердце. До города бы этого больного не довезли. Однако местные жители запомнили не столько эту операцию, которую врач провел в одиночку, сколько то, что было после: он выпил стакан спирта, сел на лошадь и поехал в клуб кино смотреть. Этот человек меня учил оперировать.
Дальше существовало звено больниц в районных центрах, где оказывалась помощь на гораздо более высоком уровне; затем следовал уровень специализированной медпомощи — областные больницы; и были еще всесоюзные или федеральные центры — к примеру, институт Бакулева. Там работали лучшие из лучших, занимались сверхсложными задачами.
Первичное звено — фельдшерско-акушерские пункты (ФАП). Они были в каждом крупном селе. В них работали достаточно грамотные и опытные фельдшера. Эти люди жили в тех же селах и знали каждого жителя практически с рождения. ФАПы брали на себя большинство случаев, не требующих квалифицированной медицинской помощи, вели беременность и принимали роды. Это было нормой.
Фельдшеры были как рядовые солдаты в армии. Операция, которую я тогда сделал, когда ко мне пришла женщина с порезанной рукой, обработать и зашить, — это как раз уровень фельдшера, а не травматолога с большим стажем работы.
Второе звено — это участковые больницы при сельсоветах. Там уже был хирург и терапевт или хотя бы один хирург, но, как известно, человек с дипломом хирурга имеет право работать терапевтом. А наоборот нельзя. В этих больницах делали достаточно серьезные операции. Особенно по нынешним меркам, когда вся ерунда стала представляться чем-то очень сложным. Аппендицит, грыжа, геморрой, мелкие травмы — этой азбукой русской хирургии занимались в участковых больницах. За это медалей не давали.
Лично знал хирурга, работавшего в такой больнице. Ему привезли пациента с ножевым ранением в сердце. Врач сделал местную анестезию, вытащил нож, сделал торакотомию — то есть вскрыл грудную клетку через грудную стенку (там сразу спадается легкое, и надо потом его расправить), зашил дырку в сердце. До города бы этого больного не довезли. Однако местные жители запомнили не столько эту операцию, которую врач провел в одиночку, сколько то, что было после: он выпил стакан спирта, сел на лошадь и поехал в клуб кино смотреть. Этот человек меня учил оперировать.
Дальше существовало звено больниц в районных центрах, где оказывалась помощь на гораздо более высоком уровне; затем следовал уровень специализированной медпомощи — областные больницы; и были еще всесоюзные или федеральные центры — к примеру, институт Бакулева. Там работали лучшие из лучших, занимались сверхсложными задачами.
Радуйся, глупый
К нынешнему состоянию мы пришли благодаря тому мнению, что врач или фельдшер должен обязательно быть загружен, как простой работяга на стройке. Оптимизаторы говорят, что фельдшера сельские были «недогружены»: сидели и в носу ковыряли.
Они не первые, кто так рассуждает. Когда-то я был корабельным врачом-хирургом в погранотряде Балтийского флота. Ходил в походы на семипалубном судне. 170 человек в экипаже. Как-то раз в свободное время сидел в кают-компании, смотрел телевизор, и один офицер, которому мое бездействие не нравилось, решил процитировать Пикуля, что на корабле, мол, спят только три человека: кок, поп и доктор. Я ему сказал тогда: «Радуйся, глупый… Ведь когда по палубе кровь потечет, и вас будут таскать ко мне без ног и без рук, то радоваться будет нечему. А сейчас я тут для того сижу, чтобы у вас зубы не болели, в попе не чесалось и гонорея не досаждала».
Рассуждать о нагрузке на докторов — все равно что о нагрузке на армию. На нас никто не наступает? Так давайте теперь танки распилим. А в армии тоже есть фельдшера и медсанбаты, где инструменты перекладывают с места на место, но ведь их не разгоняют.
Они не первые, кто так рассуждает. Когда-то я был корабельным врачом-хирургом в погранотряде Балтийского флота. Ходил в походы на семипалубном судне. 170 человек в экипаже. Как-то раз в свободное время сидел в кают-компании, смотрел телевизор, и один офицер, которому мое бездействие не нравилось, решил процитировать Пикуля, что на корабле, мол, спят только три человека: кок, поп и доктор. Я ему сказал тогда: «Радуйся, глупый… Ведь когда по палубе кровь потечет, и вас будут таскать ко мне без ног и без рук, то радоваться будет нечему. А сейчас я тут для того сижу, чтобы у вас зубы не болели, в попе не чесалось и гонорея не досаждала».
Рассуждать о нагрузке на докторов — все равно что о нагрузке на армию. На нас никто не наступает? Так давайте теперь танки распилим. А в армии тоже есть фельдшера и медсанбаты, где инструменты перекладывают с места на место, но ведь их не разгоняют.
Пятью хлебами и двумя рыбами
В 2007 году, когда я уходил с поста главврача центральной районной больницы в Мошенском, у меня оставались 18 фельдшерско-акушерских пунктов. В районной больнице работали 22 врача, многие с высшими категориями. Еще работала участковая больница в селе Ореховно, которое находится в отдалении от райцентра — 80 километров. Там было два врача и стоматологический кабинет. В ЦРБ было восемь машин скорой помощи, и еще две — в Ореховно.
А сейчас, 12 лет спустя, осталась одна или две машины на весь район площадью 2,5 тысячи квадратных километров, два врача и пять медсестер. На минуточку, здесь 6,5 тысячи человек живет, без учета дачников. Это похоже на то, как Христос накормил несколько тысяч человек пятью хлебами и двумя рыбами…
ЦРБ закрыта, потому что с сотрудниками больницы договора не заключили. Они поработали месяц бесплатно, а потом перестали. Только в приемном покое сидит медсестра, которая следит, чтобы оттуда не вынесли оставшееся оборудование. ФАПов осталось только семь, в каждом из них работает один фельдшер, который вынужден обслуживать по два или три участка. Большинство зданий ФАПов проданы.
Я мог бы, наверное, сам отвезти ту пострадавшую в город Боровичи — это 70 километров, напомню. Но там замученный дежурный хирург-травматолог, который ночью работает один на пять районов. Чего же я буду грузить парня? Я русский хирург, получивший красный диплом и давший клятву Гиппократа.
А сейчас, 12 лет спустя, осталась одна или две машины на весь район площадью 2,5 тысячи квадратных километров, два врача и пять медсестер. На минуточку, здесь 6,5 тысячи человек живет, без учета дачников. Это похоже на то, как Христос накормил несколько тысяч человек пятью хлебами и двумя рыбами…
ЦРБ закрыта, потому что с сотрудниками больницы договора не заключили. Они поработали месяц бесплатно, а потом перестали. Только в приемном покое сидит медсестра, которая следит, чтобы оттуда не вынесли оставшееся оборудование. ФАПов осталось только семь, в каждом из них работает один фельдшер, который вынужден обслуживать по два или три участка. Большинство зданий ФАПов проданы.
Я мог бы, наверное, сам отвезти ту пострадавшую в город Боровичи — это 70 километров, напомню. Но там замученный дежурный хирург-травматолог, который ночью работает один на пять районов. Чего же я буду грузить парня? Я русский хирург, получивший красный диплом и давший клятву Гиппократа.
Они умнее меня и не высовываются
В Москву на вертолете пациентов с геморроем, понятное дело, никто не повезет, но ведь кто-то им помогать должен? Фельдшера и врачи на местах с этой работой вполне справлялись. Они вселяли в селян уверенность, что кто-то о них позаботится, кто-то им поможет в трудную минуту. И люди крепче держались за свою землю.
Молодые врачи — они умнее меня и не высовываются в общественное пространство, но тоже свято исполняют свой долг, а не только инструкции, как и их предшественники. Только они об этом не рассказывают, чтобы не нарваться на критику.
Был только один врач-кардиолог, который написал мне в комментариях, что таких, как я, в Америке в тюрьму сажают. Что тут скажешь? Это его мнение. Отмечу лишь, что вопросы этики и чести для врачебного сообщества — вещь насущная. Если ты станешь этим грубо пренебрегать, попадешь под такую волну, после которой останется только увольнение. Без всяких официальных взысканий.
Есть граница, за которую доктор не может переступить: если тебя попросили о помощи — ты не можешь отказать.
Записал Сергей Лютых
Молодые врачи — они умнее меня и не высовываются в общественное пространство, но тоже свято исполняют свой долг, а не только инструкции, как и их предшественники. Только они об этом не рассказывают, чтобы не нарваться на критику.
Был только один врач-кардиолог, который написал мне в комментариях, что таких, как я, в Америке в тюрьму сажают. Что тут скажешь? Это его мнение. Отмечу лишь, что вопросы этики и чести для врачебного сообщества — вещь насущная. Если ты станешь этим грубо пренебрегать, попадешь под такую волну, после которой останется только увольнение. Без всяких официальных взысканий.
Есть граница, за которую доктор не может переступить: если тебя попросили о помощи — ты не можешь отказать.
Записал Сергей Лютых
Источник:
Ссылки по теме:
- Его голова стала вдвое меньше после удаления невероятной опухоли
- Известные люди, доигравшиеся с ботоксом
- Мужчина с гигантской мошонкой рассказал, как она повлияла на его сексуальную жизнь
- Мылся, поскользнулся, упал, очнулся - душевая насадка в заднем проходе
- Хирурги удалили 100 кусков ногтей, гвоздей и лезвий из желудка пациента с психозом
Новости партнёров
реклама
Не забывайте,на месте был мед.врач,и ему явно было виднее,раз он принял такое решение. Вы по- внимательней читайте : "Рана оказалась глубокая, более десяти сантиметров длиной, мышцы повреждены. Здесь уже одной перевязкой не обойдешься. Нужно зашивать, и немедленно."
И знаете,я не знаю,что там у Вас ни в тренде, но считаю ,что нужно к другим относится просто по-человечески. А в реалии мы создаем сами свое окружение,помните ? - "С кем поведешься,того и наберешься". Удачи.